ИДИОТКЕ мечтать опасно.

Нина

Нина росла вдумчивой, серьезной девочкой. Она прекрасно училась в школе, и ее всегда хвалили на родительских собраниях. Одноклассники называли ее зубрилкой. Но причиной ее школьных успехов была вовсе не зубрежка, а любовь к тайнам. Каждая задачка, каждое историческое событие становилось для нее загадкой, которую непременно надо решить. Почему Александр Невский заключил союз с Золотой Ордой, но насмерть дрался с западными захватчиками? – задачка со многими неизвестными. И неужели все вокруг, даже все лежащие предметы обладают энергией? – и как же мы это докажем? Вот это стремление дойти до истины делало ее блестящей ученицей.

Ее отец Алексей Петрович Важенин выделялся из толпы. Он был высоким, импозантным, совершенно седым мужчиной и имел вид строгого и правильного человека. И никто бы не поверил, что дома товарищ Важенин несдержан и жесток. Он мог толкнуть и ударить жену просто из-за плохого настроения. И он в страхе держал дочь.

Как-то, учась в первом классе, Нина забыла дома тетрадку с выполненным домашним заданием и получила двойку. Она долго сидела в школе, потом так захотела есть, что вырвала страничку из дневника и пришла домой, озябшая и испуганная. Девочка мышкой прошмыгнула к себе в комнату, но следом молча вошел отец. Вытряхнул из портфеля дневник и сразу увидел, что страница вырвана. Нина сжалась в комок. Он исполосовал дочь ремнем, повторяя:

-Не ври! Не ври! Ненавижу, когда врут!

Так Нина узнала не только страх, но и боль. После того, как дочь перешла в пятый класс товарищ Важенин перестал брать в руки ремень. Отцу льстило, что дочь умна и так успешно учится. Он был убежден, что в этом только его заслуга, его здоровая наследственность.

Алексей Петрович даже перед дочерью был коммунистом. Однажды Нина принесла домой сатирические стихи Зощенко про приключения Евгения Онегина в советской стране. Он накричал на жену и целый час втолковывал дочери, что это клеветническая литература, хотя обычно был немногословен.

И все же между отцом и взрослеющей дочерью стали постепенно устанавливаться дружеские отношения. Нина стала забегать к отцу на работу, а он иногда заезжал за ней в школу.

Однажды, будучи ученицей девятого класса, Нина зашла к отцу в горком. Она забыла ключи от квартиры и не могла попасть домой. У товарища Важенина шло совещание, и его секретарь Мариночка, молодая элегантная женщина с атласными волосами, любезно предложила девочке подождать отца и дала ей несколько модных журналов, чтобы не было скучно.

Наконец, отец, холеный и довольный, вышел вслед за всеми из кабинета и с ранее неизвестной Нине улыбкой обратился к секретарше:

-Мариночка…

Но секретарша вдруг испуганно взглянула в сторону Нины, и товарищ Важенин тоже перевел взгляд на дочь. Улыбка съехала с его лица.

-Давно ждешь? Что случилось? – спросил он, нахмурившись.

-Ключ забыла, - пробормотала Нина.

Отец отцепил от общей связки ключи от квартиры:

-Возьми, растеряша. Я тут задержусь. Мне надо с коммунальщиками встретиться, -он достал из кармана красную десятку. – На, иди, пообедай в нашей столовой.

И сухо обратился к секретарше:

-Мариночка, приготовь мне кофе.

Нина потом сидела в столовой и вспоминала улыбку отца. Мелькнуло определение: «кошачья» улыбка. Именно так мог улыбаться Чеширский кот. Нине не нравился и испуганный взгляд Мариночки. Девочку беспокоило ощущение, что у отца и у его элегантной секретарши есть общая тайна.

На следующий день она опять забежала в приемную отца и попросила у Мариночки один из просмотренных накануне модных журналов, чтобы перерисовать понравившуюся модель строгого сарафана. И за делом в легком разговоре Нина узнала, не только улицу и дом, где живет элегантная секретарша отца, но и номер квартиры. Оказалось, что Мариночка живет на соседней улице.

В один из вечеров, когда отец заявил, что задержится на работе, девочка пришла к дому секретарши. Дом был старый, трехэтажный, сталинской постройки, и деревья были высокие с густыми кронами. Нина зашла во второй подъезд. Квартира секретарши была на втором этаже. Окна выходили во двор.

Девочка вернулась во двор, посмотрела на окна, потом перевела взгляд на тополь, раскинувший ветви перед окнами. На стволе были вырезаны чьи-то имена и сердце, пронзенное стрелой. Нина жалостливо погладила изувеченную кору и прошептала:

-Бедненькое! Как тебе, наверное, больно было! Я тихо поднимусь наверх, ладно? Постараюсь тебя не поцарапать.

Как хорошо, что она надела брюки! Цепляясь за сучья, девочка дотянулась до нижней ветви и полезла дальше.

Мариночкин балкон соприкасался с толстой тополиной веткой.

«А ведь так легко могут обокрасть, подумала Нина. – Залезть на балкон – элементарно. А вон и форточка открыта». Нина сидела в гуще веток и листьев, и ее совершенно не было видно ни с земли, ни с балкона, но она видела, как по квартире ходил мужчина. В его руках почему-то был фонарик. Видимо, перегорели лампы. А Нина и не знала, что Мариночка замужем. Интересно, известно это отцу?

Подъехала машина отца, но минут десять никто из машины не выходил. Первой выпорхнула Мариночка и пошла, покачивая бедрами, не оглядываясь, к подъезду.

Потом в окнах загорелся свет. И Нина увидела, как муж Мариночки толкнул ее, она упала и не поднималась, а он выскочил на балкон с рюкзаком на спине, ухватился за ветку и, перебирая руками, добрался до ствола. Нина, оцепенев от колючего страха, смотрела на небритого мужчину с жесткими глазами. Почувствовав взгляд, он поднял голову и чудом не увидел Нину. Потом легко спустился, вжался в ствол, осмотрелся, оттолкнулся и легким шагом устремился прочь.

Из машины не спеша вышел отец, посмотрел на освещенный светом балкон Мариночки и вошел в подъезд. А Нина едва ли не скатилась с дерева и без оглядки ринулась домой.

Отец появился в полночь. Нина не спала. Она смотрела в чуть приоткрытую дверь и видела, как он бледен и раздавлен. У отца тряслись губы, руки и постарели глаза. Он обнял мать Нины, чего давно не делал, и прошептал:

-Извини… Мариночка убита… Подозревают меня.

Мама Нины охнула, опустилась на пуф, у нее тоже затряслись губы:

-Как убита?.. За что?.. Почему тебя?..

-Я был последним, кто… видел ее.

И он стал путано объяснять, что он и Мариночка задержались на работе, поэтому он решил ее подвезти. Мариночка вышла из машины и пошла домой. Он только тронулся, чтобы ехать, как увидел, что его секретарь забыла на сиденье коробку конфет и шампанское. Поэтому он пошел за ней, чтобы отдать эту бутылку. Квартира была открыта, Мариночка лежала на полу, и ему показалось, что к белой, как снег, блузке она прижала красный цветок. И только потом отец понял, что это кровь. Он вызвал милицию, и его же сейчас обвиняют…

На следующий день отец не пошел на работу, взяв больничный лист. И действительно, его лихорадило. По городу поползли слухи. Карьеру отец считал важнее семьи, важнее всего, и вот ей конец. Шик и уверенность слетели с товарища Важенина, как слетает шелуха.

Презрение Нины к отцу сменилось жалостью. Девочка мучилась тем, что не могла ему помочь. Нина понимала, что она важный свидетель, но как бы она объяснила, почему шпионила за отцом? Что бы сказал отец? Он бы убил ее. А мама? Ей было бы больно, а она этого не заслужила. В милиции Нине могли и не поверить, так как она свидетель заинтересованный.

Нина всячески старалась быть в курсе следствия. Стало известно, что квартира Мариночки была обворована. Пропали ее ювелирные украшения, деньги, серебряные ложки, платья. Нина стала ходить по комиссионкам и скупкам, объясняя продавцам и приемщицам, что ищет подарок маме. Мама собирается замуж, и она хочет подарить ей чтонибудь необыкновенное, а с деньгами у нее не очень. Женщины умилялись и удивлялись: большая девочка, явно старшеклассница, не только не против замужества мамы, а готова потратить все свои накопленные деньги на свадебный подарок. И они показывали ей все новое, что к ним поступало. Через месяц Нина увидела, как неухоженная женщина сдает на комиссию платье, очень похожее на то, что шили Мариночке на заказ. Она пошла следом за незнакомкой, напустив на себя рассеянный вид и заглядывая то и дело в записную книжку и на номера домов, будто ищет определенный адрес. Сердце тихо сжималось от страха: девочка понимала, что эта игра в сыщики опасна. Но она проследила путь предполагаемой соучастницы убийцы, а потом что было духу помчалась домой, чтобы сообщить матери о случайно увиденном в комиссионке платье, похожем на наряд Мариночки и о женщине, якобы хозяйке вещи.

Вора нашли, и с товарища Важенина были сняты подозрения. Но секретарем горкома он оставаться не мог, и ему была предложена вакансия в аппарате ЦК. Отец уехал в Москву, и после поступления Нины в университет, в столицу уехала и ее мама.

Нину ошеломило, что благодаря ей было раскрыто преступление. Девушка твердила себе, что это был легкий случай, что преступника нашли бы и без нее, но внутри ликовала: это была все-таки ее победа. Ей хотелось опять испытать чувство азарта в поисках разгадки какого-нибудь реального происшествия.

Учеба в университете началась со сбора картошки. Месяц студенты первого курса жили в колхозном клубе, откуда рано утром шли на поле, где работали до восьми вечера. Потом они тащились с поля, едва не падая от усталости, умывались, ужинали, но, услышав включенную на всю громкость музыку, бежали на дискотеку, будто и не было двенадцати часов работы. В одиннадцать часов музыка замолкала. Рухая в постель и закрывая глаза, Нина видела рассыпанную на борозде картошку и – проваливалась в сон.

А к концу сентября Нина, закрывая глаза, видела перед собой своего сокурсника Ивана Ильина.

На первом курсе студентов всегда тянет друг к другу. Они собираются на вечеринки и посиделки. Студенческие вечеринки – это веселый и заумный треп, дешевое вино и легкомысленный флирт. Позже, взаимно «рассекретившись», когда достоинства и недостатки друг друга становятся видны, как на ладони, начинается обратный процесс: от других – к себе.

Как-то после такой вечеринки в студенческом общежитии Иван пошел провожать Нину. Было известно, что ему нравится студентка с красивым именем Инна, которая училась на соседнем факультете, поэтому Нина не тешила себя иллюзиями: им просто было по пути, а вдвоем идти веселей. Кроме того, он просто порядочный парень и не мог допустить, чтобы она шла одна по темным улицам. Но Нине было безумно приятно шагать рядом с ним и слушать, как он говорит… О чем? Не важно, лишь бы слышать его голос и знать, что он звучит для нее.

У ее подъезда они остановились.

-Может тебя чаем напоить? – спросила Нина нерешительно, скорее из вежливости, совсем не надеясь на согласие.

-А родители? – спросил он чуть удивленно.

-Их нет. Они в Москве.

-Ты одна? – совсем удивился Иван.

-Да.

-Ну, тогда пойдем чай пить, - весело согласился он.

Он с удивлением обошел большую шикарную квартиру. Посмотрел стопку детективов на столе.

-Да, с тоски это чтиво помогает… - рассудительно заметил Иван.

А Нина обиделась: во-первых, не чтиво, а во-вторых, не тоска, но ничего не сказала.

Как они оказались в одной постели, Нина не помнила, но когда он на нее навалился, стала отчаянно сопротивляться. Ей было достаточно лежать с ним рядышком, прижавшись к его теплу, а к другому она не была готова.

Иван тут же сдался, погладил ее по волосам и уснул.

Утром он соскочил и побежал домой, чтобы успокоить родителей, а под подушкой у Нины осталась его майка.

Нина дважды тщательно простирала майку. Ей хотелось, чтобы она стала еще белее, и Иван бы понял, какая она, Нина, хорошая хозяйка. А еще она хотела, чтобы майка пахла ее духами. Девушка аккуратно сложила ее, как это делают в магазине, и положила в красивый серебристый пакет.

На перемене, когда около Ивана никого не было, Нина подошла к нему и, глупо смущаясь, положила перед ним этот пакет.

-Ты… забыл… - тихо сказала она.

-А, да, - небрежно сказал он, кидая пакет в сумку. – Спасибо. Извини.

«Можно и не извиняться, - мысленно сказала Нина, - ты вел себя как джентльмен, как рыцарь. А я?..»

Додумывать не хотелось.

Как-то весенним днем Нина вышла из университета и увидела впереди Ивана и Инну. Они шли, о чем-то весело разговаривая, ничего не замечая вокруг, а Нина, бесконечно несчастная, плелась за ними следом.

Летом студенты разъехались на археографическую практику. Нина вместе с сокурсниками Ольгой Климовой и Эдиком Шихманом отправилась в отдаленное село на границе области. Ребят встретил председатель колхоза, он с удовольствием пообщался со студентами, и отрядил им в помощь местного тракториста Захара, который весной вернулся из армии.

Захар был крепким цыгановатого вида парнем с хищными, угольными глазами. Он охотно согласился сопровождать приезжих по деревне и в первый же день привел их в полуразрушенную деревенскую церковь. Ребята разочарованно оглядывали выцветшие стены, высоко вознесенные грязные узкие окна, пол с кучами мусора.

-Это казачья церковь, - объяснял им Захар, – как и наше село. Оно тоже казачье. Заметили вокруг церкви высокие белые стены с бойницами? За этими стенами могли прятаться жители села во время осады. На следующий год здесь начнутся реставрационные работы… Да, Захар таинственно понизил голос, - в церкви есть подземный ход, который ведет к реке. В детстве мы там находили шашки, сабли, книжки…

-А посмотреть этот ход можно?

-Конечно! – согласился Захар.

Они шли, согнувшись под низкими земляными сводами, освещая путь слабым светом карманных фонариков. Вдруг Нина в полутьме наступила на какой-то камень, ступня подвернулась, и девушка, охнув от острой боли, опустилась на колени. Идти дальше она не могла.

Захар, шедший впереди, вернулся к Нине, подставил ей спину, взяв ее за руки, которые скрестил у себя на горле, и пополз вперед.

-Потерпи, потерпи, - твердил он одно и то же. Когда они вылезли из подземелья, на них обрушилось солнце и птичий гомон.

Захар бережно расцепил руки Нины, усадил ее на нагретую, горько пахнущую траву. Перед ними простиралась река под покрывалом кувшинок.

Ольга и Эдик, раньше выбравшиеся на волю, участливо заохали, выспрашивая, как она и что вообще случилось. Они успели выкупаться, и от них пахло илом и речным теплом.

А Захар осторожно снял кроссовок с поврежденной ноги девушки, бережно стянул носок, оглядел вспухшую щиколотку и неожиданно поцеловал опухшее место, а потом прижался горячими губами к пыльной ступне.

Ребята шокировано замолкли, и стало слышно, как высоко звенят солнечные лучи, и влажно дышит тяжелая река.

-Все, я отнесу тебя к Марьванне, она быстро вылечит, - хрипловато сказал Захар, легко вскакивая на ноги.

И только сейчас ребята увидели, что выгоревшие джинсы на коленях у него разодрались и почернели от земли, как и локти.

Он нес ее на руках через всю деревню, и каким-то чудесным образом все жители это знали. На всем пути к избе Марьванны у ворот стояли деревенские бабы и смотрели, как тракторист Захарка несет свою городскую добычу.

Изба Марьванны была прохладная и темная с тесными окошками, и мозаичными половиками на полу. Угол и полстены занимали иконы в массивных окладах, а на другой стене были развешаны фотографии, с которых смотрели умные мужчины в пенсне и таинственные дамы с мундштуками в отведенных скульптурно прекрасных руках. На кованом сундуке лежала накидка из вологодских кружев. А на натянутых около русской печи веревках сохли пучки травы, от которых в избе стоял горьковато-пряный запах.

У Нины рот приоткрылся от изумления. Она не могла представить, что темная деревенская изба может внутри оказаться такой лубочно многоцветной и прекрасной. Девушка опешила от того, насколько ее представление о деревенском доме было далеко от увиденной картины. Ольга и Эдик тоже с удивлением разглядывали красивые стены.

Марьванна оказалась седой крепкой женщиной в темном клетчатом платье и накинутом на плечи платке. Она внимательно оглядела ногу девушки.

-Ну-ка, Захар, уходи! – приказала она. – Все уходите! А ты, деточка, не бойся. Сейчас все пройдет.

Она как-то коряво провела мокрым обмылком по ноге, погладила стопу коричневой, в пятнах, натруженной рукой.

-Вон какая ножка у тебя, нежная… Будешь и бегать, и танцевать. Вальс умеешь танцевать?

-Вальсы сейчас не танцуют - ответила Нина.

Марьванна неожиданно и ловко дернула ногу, и боль ушла. Женщина плотно замотала ситцевой лентой щиколотку.

-Вот и все. Вот и хорошо. А сейчас чай попьем на травках.

Нина вытянула ногу, осторожно покрутила ступней. Боли словно не бывало.

-Как вы это делаете? – восхищенно спросила она.

-Поживешь с мое - всему научишься. Только надо стараться учиться. Ты надолго сюда?

-На три недели.

-Вот и поживи у меня.

-А как вы оказались в этом селе? Ведь вы из Ленинграда? Или правильно сказать – из Петербурга? – спросила Нина, разглядывая фотографии.

-Да, ты не ошиблась. Мой дед работал вместе с физиологом Павловым у профессора Циона. На этой фотографии и Менделеев, и Павлов, и Цион. А это мой дед.

-А Вера Холодная тоже ваша родственница?

-Кузина моей бабушки. Вот они вдвоем… «Ваши пальцы пахнут ладаном…» Это о Вере.

-Да, Вертинский, - кивнула головой Нина и спросила: - Вы учительница?

-И опять ты не ошиблась, - женщина с интересом взглянула на Нину. – Как догадалась?

-По имени. Так в школе ученики учительниц называют. Скороговорочно.

-Марьванна? Меня так все село зовет. Тут все мои ученики.

Она зажгла лампадку в углу, и лики на древних иконах посветлели.

-Ваш дед физиолог, вы учитель, а в бога верите, - полувопросительно сказала Нина.

-Верю. И отец верил, - спокойно ответила Марьванна. - Я и в души верю. Ты думаешь, Шекспир из-за средневековой дикости придумал встречу принца Гамлета с призраком отца?

-Конечно! – удивилась Нина такому вопросу.

-А я уверена, что такой случай был. Был, - Марьванна уверенно кивнула головой.

Нина была шокирована, но промолчала. До этого ей в голову не приходило, что здравомыслящий человек может всерьез воспринимать церковные сказки о душе. Ее родители были непоколебимыми атеистами, и в этом Нина была их истинной дочерью.

Спать она отправилась на сеновал. До этого Нина видела деревни только из окна автомобиля, да в кино. А тут она лежала, раскинув руки, на пахучем сене, как на теплом брюхе свернувшегося гигантского доброго зверя, и ее медленно уносило в сон.

Внизу залаяла собака. Нина вздрогнула и прислушалась.

-Ты зачем пришел? – услышала она голос Марьванны.

-Марьванна, пустите меня к городской, - ответил странно тягучий голос Захара.

-Еще чего! Ну–ка, иди со двора - строго скомандовала бывшая учительница.

-Марьванна, Марьванна, нельзя к ней - вызовите ее тогда. Я вам машину дров привезу.

-Я с матерью твоей поговорю! Ходишь тут по ночам. Иди спать и пьяным больше не приходи, а то я сейчас собаку спущу!

Стукнула калитка, собака еще порычала, потом поскулила, и все успокоилось.

На следующее утро Нина услышала, как Марьванна зовет :

-Ниночка, детка, просыпайся! Идем чай пить с парным молочком.

Наливая душистый травяной чай, хозяйка спросила:

-Ты ведь не одна приехала? В вашей кампании есть еще девушка?

-Да.

-Вот и зови ее сюда. Лучше, если вас будет двое.

Нина вспомнила ночного визитера и спросила;

Захар - хороший парень?

-Кто его знает! – уклончиво ответила Марьванна. – Его душа – темная ночь. Он из цыган. Мальчонкой отбился от табора, его и усыновила наша деревенская семья. Мать он уважает, слушается. А в глазах тоска брошенного пса. У цыган вместо крови воля по жилам течет, потому они такие бесприютные.

Нина вышла за калитку и увидела, что Захар сидит на траве, прислонившись к забору, и спит.

«Значит он так и не ушел», - радостно удивилась она.

-С добрым утром! – дотронулась она до его плеча. – Ты что здесь делаешь?

Он поднял голову, и его черные глаза вспыхнули.

-Тебя жду, - улыбка у него была белозубой и немного ассиметричной, отчего лицо его становилось мальчишески бесшабашным и притягательным.

Вечером Нина вернулась к Марьванне с Ольгой. За ними увязался Эдик. Он жадно, словно прицениваясь, оглядывал стены.

-Вот это богатство – столько икон! – воскликнул он. - Это самая старая, он ткнул пальцем в темный лик богородицы.

-Да, эта икона мне от моей бабушки досталась, а ей от ее… - сказала Марьванна. - Я под ней помирать буду. Остальные иконы из церковного иконостаса, их сжечь хотели, а я не дала. Говорят, церковь реставрировать будут. Отреставрируют, я их отнесу туда. Это их дом.

-Зачем относить? Отдайте нам, - Эдик подмигнул девушкам. – Их же все равно сжечь хотели.

-Нет. Эти иконы для храма были написаны.

И как Эдик не уговаривал Марьванну, она не согласилась ни отдать иконы, ни продать.

Так и прошла практика Нины, которую она назвала «деревенскими каникулами». С практики студенты привезли стопку древних книг, половину из которых отдала Марьванна. Девушки были довольны. Только Эдик бубнил, что Марьванна - дура: такие деньги могла бы заработать на одних лишь старых фотографиях, не говоря про иконы! Вот дождется: кто-нибудь обчистит ее дом, и у нее ни икон, ни денег не будет. А книги нужно оставить себе – ведь такие деньжищи! Он, Эдик, может найти покупателя... Но девушки не согласились.

А через месяц Нина вышла замуж за тракториста Захара: девушкам все равно надо выходить замуж. Если не получается за любимого, надо выходить за любящего

В первый же день свадьбы она поняла, что ее муж – пьяница. В постель он плюхнулся чуть живой, отвратительно пахнущий, и вскоре Нина с ужасом почувствовала, что простыня под ней становится мокрой: в пьяном состоянии молодой муж мочился под себя. Нина сползла с кровати и, покрутившись, заснула на ковре.

Когда на следующий день они остались одни, Нина презрительно, с отвращением на лице стала упрекать новоиспеченного мужа. При повторении в десятый раз слова «стыд» он швырнул ей в голову бутылку пива. Она чудом уклонилась от удара, чуть пригнувшись. Бутылка ударилась в стену, рассыпавшись опасным фейерверком бутылочных осколков и пивного дождя. У Нины совсем подогнулись ноги и она сползла спиной по стене.

Захар наклонился над ней и прошипел:

-Еще попробуешь командовать – убью - и вышел.

Он сказал правду. Вот тогда Нина поняла, что у страха есть предел. Она переступила через этот предел, и сейчас, сидя на полу, холодно думала о том, что сделает. Девушка встала. С головы и плеч посыпались бутылочные осколки, с волос капало пиво, образуя на новом платье уродливые пятна.

Нина открыла шкаф и посмотрелась в зеркало. Большой осколок от горлышка бутылки то ли впился в голову, то ли застрял в волосах. Он возвышался уродливым венцом. Видимо из-за стресса боли девушка не чувствовала. На лбу показалась ниточка крови. Нина осторожно выцепила из волос этот шипастый бутылочный осколок. С его краев капала кровь.

«Задета кость. А может и мозг? – подумала Нина. -Может поэтому я не боюсь? Интересно, есть ли еще порезы?».

Она достала из шкафа джинсы, любимую клетчатую рубашку, американского типа, и выцветшую бейсболку. В сумку посбрасывала трусы, лифчики, юбку, две блузки, две футболки, томик Пушкина и Есенина. В ванной скинула с себя все, хорошо обмылась, морщась от боли. Надела джинсы с рубашкой, мокрые волосы спрятала под бейсболку, прихватила зубную щетку и шампунь и тихо выскользнула из дома, молясь Богу, чтобы не встретить Захара.

Она пришла к Ольге. Та, озадаченно глядя на подругу, спросила:

-Ты чего? Я к тебе собралась…

-Можно я у тебя поживу? - Озадаченная Ольга не сразу ответила. - Оставайся, конечно, - пожала она плечами.

Радость, с которой Ольга открыла дверь, слетела с ее лица, а в глазах появилось жалостливое сочувствие.

-Спирт есть? – деловито спросила Нина.

- Что? – встрепенулась подруга.

-Или йод… Я тут голову поранила. Да осторожнее, в волосах могут быть осколки…

Захар остался царствовать в большой городской квартире, и съезжать не собирался.

Через неделю Нина, зайдя в аудиторию, увидела, как вокруг стола Эдика столпились ребята. Она подошла и заметила лежащую на столе икону, но разглядеть не успела. Заметив Нину, Эдик засуетился и тут же стал заворачивать свою драгоценность в бумагу, хотя звонка еще не было и ребята просили не убирать.

После занятий Нина, взяв под руку Ольгу, подошла к Эдику и сказала:

-Я не думаю, что тебе хочется сесть в тюрьму за организацию ограбления…

Эдик растерянно промямлил:

-Ты, Важенина, свихнулась… Между прочим, твой муж…

-Так вот, если Захар не уедет из города сегодня же, не спрячется подальше, и если через неделю все ворованное не будет у Марьванны, вас обоих спрячут в камере.

-При чем тут Марьванна? – пытался что-то возразить Эдик.

-Тогда мы сейчас же идем в милицию.

Так Захар навсегда исчез из жизни Нины, прихватив с собой серебряные ложки, большой персидский ковер, ювелирные украшения и деньги.

К двадцати пяти годам в женском багаже Нины Важениной было двое мужчин, две несостоявшиеся любовные ночи, два штампа в паспорте: о браке и разводе и убеждение в том, что любовь не для нее.