Ила Опалова

Преступник и судья

Бесплатно скачать «Преступник и судья» на телефон

Фантастический рассказ

Сухим, растрепанным цветком, роняющим вниз мертвые лепестки выцветших лучей, поднималось над Гревской площадью солнце.

Уже месяц в Париже не пролилось ни капли дождя, и даже ночами люди не находили спасения от изнуряющей духоты. Простой люд почернел от загара, изнемог от работы в ежедневном пекле и, казалось, насквозь пропитался потом. Город накрыло многослойное одеяло вони, идущей от мелеющей Сены, от кораблей, стоящих на пристани, от гниющих свалок мусора, от исходящей соками человеческой плоти, даже от пустого высокого неба.

Шесть ведьм уже спалили на кострах, обвиняя каждую в насланной на землю невиданной засухе. Сегодня должны были сжечь седьмую. Это была красивая девица по имени Этьена, живущая на городской окраине.

На нее указала тетушка Марго, которая видела, как Этьена стирала в реке желтое покрывало с бахромой, после этого и началась сушь. Лишь три дня назад тетушка Марго догадалась – видно святой Дионисий надоумил – связать эти два факта вместе, хотя могла бы сообразить и раньше: уж слишком хороша, не по-людски красива эта девка! Светлые волосы, как песок Гревской площади, когда ее хорошо промывает ливень, зеленые, как длинные листья, глаза, и губы – большая ягода. Молодые ведьмы всегда красивы. А до гладкой кожи Этьены хотелось дотронуться даже старой тетушке Марго. Что уж говорить о сыне тетушки! Он все очи проглядел, карауля девчонку. А ведь за него готов отдать свою дочку богатый лавочник Поль. Но сыну тетушки не надо богатую невесту, ему подавай эту верткую колдунью!

Этьена сразу призналась, что у нее есть желтое покрывало, которое в качестве неопровержимого доказательства колдовства было принесено в ратушу. И решение суда было скорым: «Ведьму сжечь, чтобы очистить и спасти ее юную душу, а пепел развеять над эшафотом, чтобы ничего не осталось плотского от пособницы дьявола!» Члены суда, вынося решение, качали головами, удивляясь, что Этьену не сожгли раньше, ведь она явно была самой красивой девчонкой в Париже, а не это ли наивернейшее свидетельство связи с сатаной?

Пепельно-бледным утром в землю Гревской площади, покрытую песком и галькой, вкопали кривой столб, приготовили поленья, небрежно заточенные с одного конца, наподобие кольев, навалили ломкого хвороста. И с восходом потянулись на площадь люди, чтобы оказаться ближе к месту казни и видеть потом, как будет смертно голосить и корчиться корявой веткой коварная ведьма. Может, после этого прольется тщетно вымаливаемый у неба дождь?

И вот раздались торжествующие крики: это показалась тележка, на которой сидела связанная Этьена, одетая в грубую рубаху. Ее волосы были спутаны, на губах запеклась кровь, а глаза, казалось, провалились в ожидании мучительного конца. Девушку трясло, словно вокруг был холод, а не иссушающий зной. Так дрожит бестолковый, обиженный котенок. Она и рада была бы закрыть свое лицо, но руки ее были перекручены, и каждый мог плюнуть ей в глаза или прицельно швырнуть в нее подобранной у ног галькой.

А это такая радость – бросить камень, и попасть проклятой ведьме в какое-нибудь чувствительное место, и увидеть, как вздрогнет она и искривится от боли.

Слуга катил грязную тележку с Этьеной не спеша, колеса повизгивали, и песок под ними, противно поскрипывая, шуршал. Один из камней угодил в слугу, и он прибавил ходу.

И тут на площади появилось извергающее пламя и дым чудовище с огромным светящимся глазом. Народ в панике отхлынул от тележки, и даже слуга, бросив свою работу, испуганно попятился и с воплем ужаса побежал прочь. Чудище остановилось. Не иначе, как сам Дьявол, весь черный, блестящий, с большой полосатой головой, в которой не было ничего человеческого, отделился от гремящего существа и подошел к тележке с ведьмой.

Этьена зажмурила глаза, читая вслух молитву и с ужасом сознавая, что, связанная, она не может перекреститься и тем самым защититься от нечистой силы. Но ее крепко обхватили дьявольские руки, посадили на что-то мягкое, и она полетела – так ей показалось.

Мир за дверью квартиры казался колодцем. Окно в подъезде было заколочено рваной фанерой, вниз вели высокие обледеневшие ступени.

Маленький мальчик с глазами старика, прижав к себе одной рукой алюминиевый бидончик, а другой цепляясь за холодные прутья перил, осторожно спускался по опасной темной лестнице. Мальчика звали Сережей, ему исполнилось семь лет, но выглядел он из-за недоедания и слабости на пять. Ребенка вполне можно было принять за девочку: на нем было тесное пальтишко, потрепанная цигейковая шапочка, сверху которой была надета старенькая шаль, концы платка перекрещивались на груди и были узлом затянуты сзади.

Мама Сережи не пришла с работы. А вода в ведре на кухне закончилась. И Сережа пошел за водой, которую можно было набрать в воронке из-под снаряда, разорвавшегося накануне рядом с домом. А еще во дворе были кусты, и можно было отломить веточки и пожевать их и даже съесть. Они горчили, плохо жевались и больно царапали горло.

Раздался вой сирены, и нога мальчика, дрогнув, соскользнула со ступеньки, ребенок упал и, зажмурив глаза, покатился большой игрушкой по грязной лестнице, все также прижимая бидончик, который мерно загромыхал, стукаясь о заледеневший цемент.

Перестав катиться, Сережа открыл глаза. Он лежал у выхода из подъезда. Мальчику не было больно, намотанная на него одежда смягчила удары, но встать у него почему-то не получалось.

Двери открылись, и вошел мужчина в маскировочном белом халате. Он резко остановился и, наклонившись, легко взял мальчика за плечи и поставил на ноги.

– Эй, малыш, ты живой? – спросил он.

Сережа кивнул.

– Это у тебя что такое? – звонко щелкнул мужчина двумя пальцами по бидону. – За водой отправился? Сейчас я тебя напою.

Мужчина достал из-за пазухи бутылку, повернул крышку, и раздался легкий хлопок. Ничего подобного Сережа не видел: ни такой мягкой бутылки, ни поворачивающейся и хлопающей крышки. Вода была вкусная и чистая.

Мужчина закрутил крышку, засунул бутылку за пазуху и достал оттуда что-то завернутое в блестящую бумажку. Это была невиданная прежде шоколадка. То есть до войны Сережа ел шоколадки, но он были в других бумажках.

– Ты где живешь? – сунув в рот мальчику несколько шоколадных долек, спросил мужчина, и так как ребенок молчал, сосредоточенно жуя сладость, сказал: – Ладно, покажешь.

Он поднял мальчика на руки и понес по лестнице вверх.

Уже потом, в квартире, он высыпал на стол несколько ярких пакетиков и достал две белые бутылки с наклейками.

– Это молоко? – спросил Сережа.

– Это йогурт. Кефир с ягодами, – ответил мужчина. – Ты попробуй, это вкусно. Немного попробуй. Много нельзя: живот заболит.

– Дядя, а ты из сказки?

– Почти. Я издалека.

– Там нет Ленинграда?

– Нет, – и мужчина вздохнул.

– А фашистов?

– Встречаются, – и губы мужчины горько скривились

.

В высоком зале судья, бесстрастная женщина, облитая черным атласом мантии, льдисто смотрела на обвиняемого – молодого человека с темными кудрями и дерзкими глазами.

Прокурор, брызжа возмущением, говорил:

– Виктор Острогов обманом завладел датчиком изменения времени и совершил несколько преступных вторжений в прошлое. Первый эпизод относится к ХVI веку. Обвиняемый Острогов, управляя скутером, выкрал из указанного времени Этьену Марсо, приговоренную в Париже к сожжению на костре за колдовство. Второй эпизод имел место в блокадном Ленинграде. Виктор Острогов дал современные продукты ребенку. Третий эпизод произошел 4 февраля 1836 года в Москве. Обвиняемый напал на Семена Семеновича Хлюстина, пытаясь сломать ему правую руку. И здесь цепь преступлений Острогова остановили полицейские хроноконтроля…

Прокурор умолк, и слово получил обвиняемый.

Он, гордо вскинув голову, заговорил свысока, с вызовом:

– В Париже я восстанавливал справедливость: девчонка была невиновна, и я перенес ее в Россию, где красавицы совсем не лишние. Вообще давно пора навести порядок в средневековье, ведь просто стыдно за такую дремучесть! А в Ленинграде я спасал ребенка от голодной смерти. Мерзавцу же Хлюстину ломал руку, чтобы предотвратить его дуэль с Пушкиным и спасти поэта. Ну, зачем еще был придуман датчик изменения времени? Зачем нужны эти чертовы изобретения, если они не для добра? Кто думает иначе, пусть отправится в блокадный Ленинград и станет до конца своей жалкой жизни жратвой для совести! – и подсудимый сжал напряженные пальцы в побелевшие кулаки.

Заговорил адвокат, округлый и гладкий, с бойким языком:

– Ваша честь, многоуважаемый суд! Мой подзащитный не преследовал корыстных целей: он отправился в прошлое не за ценностями, не за сомнительными развлечениями, а для добрых дел. Мадемуазель Этьену Марсо он перенес в Москву того же дня и того же года и оставил у храма. Из-за незнания русского языка девушку посчитали юродивой, и никто ее не обижал. Она стала жить при церкви, быстро освоилась, вышла замуж за зажиточного горожанина и родила впоследствии семерых детей. Назвать потерпевшей Этьену Марсо никак невозможно.

– Но потерпевшими стали тридцать человек, находящиеся во время казни в толпе на Гревской площади! – возразил прокурор и стал перечислять имена людей, затоптанных или искалеченных во время паники.

– И все же я прошу уважаемый суд при вынесении приговора моему подзащитному учесть судьбу Этьены Марсо, – не сдался адвокат и продолжил: – Что касается второго эпизода, то можно уверенно сказать, что Виктор Острогов спас ленинградскую семью от голодной смерти.

И вновь подал голос раздраженный прокурор:

– Вернувшаяся домой мать ребенка, увидев невиданные пакеты и бутылки, промаркированные другим веком, решила, что в ее отсутствие заходили шпионы, и попыталась все сжечь. Пошел удушливый запах пластика, встревожились соседи. Они могли написать донос, и мать мальчика пострадала бы, и ребенок тоже.

– Эх, если бы да кабы, – досадливо отмахнулся адвокат, продолжая: – А дуэль Александра Пушкина вообще черная страница в истории русской культуры. Мой подзащитный хотел ее вырвать!

– А как бы его поступок отразился на чести поэта? Что сказали бы злые языки? – ядовито поинтересовался прокурор.

И судья видела, как солнечным светом уходила дерзость из отчаянных глаз подсудимого.

И на что рассчитывал этот безумец? Всем было известно, что для хронопреступлений предусмотрена одна мера наказания – высшая, и судебные заседания в этих случаях формальны, а дуэль защиты и обвинения просто спектакль, как шутили юристы, для поддержки квалификации.

В истории было немало хронопреступников. Большую часть их представляли примитивные воры, были и глупцы, ищущие приключений. Особое сочувствие вызывали несчастные, желающие спасти родных: увести их от пожара или катастрофы. Судья помнила даже чудака, который отправился в прошлое, чтобы пожалеть самого себя – маленького, лишенного любви ребенка.

Раздел о хронопреступлениях в уголовном законодательстве появился почти сразу после изобретения датчика изменения времени. Тогда же было создано Управление хроноконтроля, чтобы пресечь бесконтрольные «гуляния» по времени, ибо стало очевидно, что лезть не в свое время так же опасно, как трогать оголенный провод. Попытка изменить прошлое даже частного лица могла задеть жизни миллионов людей.

И вот перед судьей стоял живой пример юношеской глупости и самонадеянности – подсудимый Острогов, решивший «почистить» и исправить историю.

Судья думала о тщете человеческой. Почему люди с жадностью копаются в чужих промахах, не извлекая при этом уроков для себя? Отчего целые народы ничему не учит история? Чем исправлять просчеты прошлых поколений, лучше перестать совершать собственные ошибки. Но человечество упорно, как неразумное дитя, шло по кругу, спотыкаясь об одни и те же камни.

Размышления никак не отражались на лице судьи. Оно сжилось с выражением холодности. Решение было неожиданным для присутствующих: слушание было отложено, хотя для рассмотрения дел, связанных с хронопреступлениями, всегда хватало одного дня.

Судья вышла из тяжелого здания и инстинктивно прикрыла ладонью глаза. Холодное солнце, ослепив, рассыпалось под ногами ледяными искрами нежно похрустывающего равнодушного снега. Женщина, подумала, что февраль не только самый холодный, но и самый солнечный зимний месяц.

«Мороз и солнце, день чудесный…» – пропела память. «Здесь Русью пахнет», – прошелестели в голове сказочные строки. И сердце вдруг сжалось от восхищения и тоски, дрогнуло лицо, и к глазам поднялись слезы. Именно в феврале, в 1836 году не стало поэта. В памяти прозвучали слова адвоката: «Черная страница».

Судье нестерпимо захотелось попасть в тот февраль, с быстрыми тройками, со шляпами-котелками, и хоть краем глаза увидеть живого Пушкина. Что она потеряет? А выносить обвинительные приговоры могут и другие. И она, нетерпеливо отогнув узорчатый край перчатки, тронула имеющий простую и элегантную форму часов датчик времени, которым в числе немногих счастливчиков имела право пользоваться.

Семен Семенович Хлюстин, франтовато одетый молодой человек, не спеша присыпал песком витиеватые строчки. Это был вызов на дуэль господину Пушкину. Хлюстин уважал поэта, но не намерен был сносить оскорбительных, как он был уверен, слов в свой адрес. Хлюстин назначил дату дуэли – 6 февраля. Он дал Пушкину достаточно времени, чтобы найти секундантов и подготовиться. Щеки Семена Семеновича горели обидой, а сердце обреченно ныло от чувства надвигающейся беды.

Неожиданно он уловил какое-то движение в кабинете и, подняв глаза, оторопел. Перед ним стояла дама. Ее серые глаза смотрели на него в упор осуждающе. Светлые волосы были заплетены в прихотливые косы. Такие прически не носили в свете, но дама не была простолюдинкой: на ней была надета богатая шуба, обсыпанная тающими снежинками, на руках были лайковые перчатки с резным узором.

– С кем имею честь?.. – спросил ошеломленный молодой человек, решив, что спит, и все же встал из-за стола, потому что нельзя сидеть в присутствии дамы.

– Я? – красавица тонко, с горчинкой, улыбнулась. – Была судьей, сейчас преступница. Но это грозит и вам: сейчас вы судите Александра Сергеевича за опрометчивые слова и намереваетесь его наказать за несдержанность. Через день вы станете преступником на все последующие века. Остановитесь.

Дама положила перед ним что-то, похожее на бледное зеркало, и он, с ужасом прочитав гневные строки о грядущей дуэли и о себе, словно окаменел.

Когда дворецкий сообщил ему о приходе Соболевского, посланца Пушкина, Хлюстин бросился его обнимать и с пьянящим чувством облегчения заговорил о примирении. И долго не мог остановиться, разрывая свое письмо на все более мелкие клочки.

Куда и когда исчезла дама, Хлюстин не заметил и окончательно уверился в том, что она ему приснилась. До конца своих дней он вспоминал этот день с великой благодарностью.

Судья открыла биографию А. С. Пушкина, и глаза остановились на дате гибели поэта – 10 февраля 1837 года. Ее безумный поступок отсрочил смерть Пушкина лишь на год: избежав дуэли с Хлюстиным, он стрелялся с Дантесом. Стоил ли год гения ее оставшейся жизни? Не чрезмерная ли была ее благодарность за дивные сказки и чарующие стихи? Она столько лет служила правосудию, что собственное сердце, мозг и даже кровь ей казались закаменевшими, превратившимися в закон. И вот она переступила то, что защищала, и ее уносило радостное чувство удовлетворения, потому что жизнь вдруг обрела смысл.

Судья знала, что ей не будет снисхождения. По этим статьям не бывает послаблений.

январь 2013

Оставить отзыв

Из книги "Криминальная фантастика"

Ила Опалова